Свято-Георгиевский храм хутор Ленина города Краснодара
Группа в контакте Хуторское Казачье Общество "Курень Каширинский" Хуторское Казачье Общество "Курень Каширинский" Детская школа искусств "Овация" Здоровое поколение Кубани
13.06.21

Зачем православным Матка Боска Ченстоховска

Священник Геннадий Емельянов

Пастырское слово. Разговор о проблемах современного общества
По благословению высокопреосвященного АНТОНИЯ Митрополита Сурожского

Мы переживаем такой период церковной истории, когда народ как бы жаждет пророческого участия Божия в своей судьбе. Множество нестроений внешнего характера, развитие внутри-церковных апостасийных явлений многих приводит в уныние, а потому надежда на чудо, на чудес­ное избавление от всяких бед так будоражит воображение. Но церковная история не выстраивается в соответствии с нашими о ней представлениями, она самобытна и богохранима, а потому и требует сознательного духовного труда для своего постижения.

В наше время далеко не каждого привлекает такой труд, а потому и создается благоприятная почва для некоторых околоцерковных людей, мнящих своим личным участием, собственным волевым усилием привести православных ко спасе­нию, а также для всевозможных спекуляций на религиозных чувствах верующих.

Цель нашей работы — показать на конкретных примерах, насколько опасным искушениям подвергается душа, ищущая соприкоснуться со всяким чудом, без попыток его духовного осмысления.

В служении Богу мы находим источник утешения в скорбях и боремся со своими страстями, каемся в своих грехах, и очищаем душу. Молимся и перед иконами Божией Матери, заступницы нашей. Хорошо, когда наше религиозное чувство свободно и легко изливается к Ней в молитве, ничем кроме любви и духовного родства к тому не побуждаемое. Не спасительно, когда молитвенный труд приобретает в сознании современного человека весьма неопределенные очертания.

Однажды на антиглобалистской конференции в Москве в феврале 2003 года я встретился с некоей женщиной, на груди которой была икона Ченсто-ховской Божией Матери с прикрепленным к ней ящичком для сбора пожертвований. Как оказалось, эта женщина — постоянная участница крестных ходов с иконой и так глубоко вжилась в роль Ченстоховской проповедницы, что на мое замечание о сомнительном качестве самой иконы отреагировала воинственно: «Что вы, батюшка, ведь к ней же люди прикладываются».

Эко диво, «прикладываются», подумалось мне. Куда очевиднее другое: икона играет здесь роль явно второстепенную, а главное заключается в демонстрации себя в роли православной подвижни­цы, окрыленной идеей вовлечь как можно больше людей в поклонение Ченстоховской иконе.

Совершались крестные ходы на Руси и ранее во времена стихийных бедствий, войн, эпидемий. Свои православные святыни народ почитал и хорошо знал, потому и невозможна была подмена. Поклонение святыне не носило характер религиозных кампаний, направляемых кем-то извне, а являлось глубочайшей потребностью души. В равной степени местно-чтимые образы Богоматери являли божественное заступничество их Первообраза.

История Ченстоховской иконы далеко не так проста, как это казалось ее исследователю, гродненскому епископу Иосифу (Соколову), в позапрошлом веке. Современные сведения об иконе существенным образом расходятся с его изысканиями и требуют их переосмысления. Но об этом позже, а пока зададимся вопросом: почему три года назад «Черная мадонна» (так называют икону в Польше), являвшаяся символом борьбы с православием во времена польского восстания 1863 года, в одно мгновение вдруг стала единственной спасительницей России?

Ответ мы находим в брошюре «Непобедимая победа» (СПб, «Царское дело», 2001), где наиболее полно и последовательно изложены как «свидетельства о Ченстоховском образе Пресвятой Богородицы, рабы Божией Валентины Сизовой из-под Можайска», так и история самой иконы — по книге епископа Иосифа (Соколова), изданной в Вильно в 1881 году. Слова «свидетельств» достаточно просты и эмоциональны, а потому попробу­ем выяснить вопрос первостепенной важности: об источнике этих откровений.

Первое, что сразу бросается в глаза, это обилие откровений из потустороннего мира. Приведем часть из них.

«...вдруг совершенно четко мысленно слышу: "Приедешь сюда 15 раз — и твой ребенок исцелится".»

«Он говорил, что надо молиться, ежедневно читать три акафиста: Господу (я читала в основном, "воскресению Христову"), Матери Божией (через несколько дней голос во сне сказал: "Читай Спошей. Хорошо, когда наше религиозное чувство свободно и легко изливается к Ней в молитве, ни­чем кроме любви и духовного родства к тому не побуждаемое. Не спасительно, когда молитвенный труд приобретает в сознании современного человека весьма неопределенные очертания.

Однажды на антиглобалистской конференции в Москве в феврале 2003 года я встретился с некоей женщиной, на груди которой была икона Ченстоховской Божией Матери с прикрепленным к ней ящичком для сбора пожертвований. Как оказалось, эта женщина — постоянная участница крестных ходов с иконой и так глубоко вжилась в роль Ченстоховской проповедницы, что на мое замечание о сомнительном качестве самой иконы отреагировала воинственно: «Что вы, батюшка, ведь к ней же люди прикладываются».

Эко диво, «прикладываются», подумалось мне. Куда очевиднее другое: икона играет здесь роль явно второстепенную, а главное заключается в демонстрации себя в роли православной подвижницы, окрыленной идеей вовлечь как можно больше людей в поклонение Ченстоховской иконе.

Совершались крестные ходы на Руси и ранее во времена стихийных бедствий, войн, эпидемий. Свои православные святыни народ почитал и хорошо знал, потому и невозможна была подмена. Поклонение святыне не носило характер религиозных кампаний, направляемых кем-то извне, а являлось глубочайшей потребностью души. В равной степени местно-чтимые образы Богоматери являли божественное заступничество их Первообраза.

История Ченстоховской иконы далеко не так проста, как это казалось ее исследователю, гродненскому епископу Иосифу (Соколову), в позапрошлом веке. Современные сведения об иконе существенным образом расходятся с его изысканиями и требуют их переосмысления. Но об этом позже, а пока зададимся вопросом: почему три года назад «Черная мадонна» (так называют икону в Польше), являвшаяся символом борьбы с православием во времена польского восстания 1863 года, в одно мгновение вдруг стала единственной спасительницей России?

Ответ мы находим в брошюре «Непобедимая победа» (СПб, «Царское дело», 2001), где наиболее полно и последовательно изложены как «свидетельства о Ченстоховском образе Пресвятой Богородицы, рабы Божией Валентины Сизовой из-под Можайска», так и история самой иконы — по книге епископа Иосифа (Соколова), изданной в Вильно в 1881году. Слова «свидетельств» достаточно просты и эмоциональны, а потому попробуем выяснить вопрос первостепенной важности: об источнике этих откровений.

Первое, что сразу бросается в глаза, это обилие откровений из потустороннего мира. Приведем часть из них.

«...вдруг совершенно четко мысленно слышу: "Приедешь сюда 15 раз — и твой ребенок исцелится".»

«Он говорил, что надо молиться, ежедневно чи­тать три акафиста: Господу (я читала в основном, "воскресению Христову"), Матери Божией (через несколько дней голос во сне сказал: "Читай Споручнице грешных") и ему самому, преподобному Серафиму.»

«Через полтора часа мне опять явился во сне преподобный Серафим Саровский и велел искать икону Божией Матери Ченстоховской.»

«Ив течение всего сна голос громко повторял: "Ченстоховская, Ченстоховская, Ченстохов-ская".»

«...вдруг мысленно слышу: "Ну что, не хотела пройти легким путем — теперь иди тяжелым: необходимо, чтобы об исцелении твоего ребенка служил молебен сам Патриарх, но молебен этот дол­жен быть одновременно и о спасении России".»

«...я услышала в тонком сне удивительную фразу. Передать дословно я ее не могу, потому что она была сказана на каком-то очень красивом, не­земном языке, но смысл ее заключался в том, что особая благодать от Державной иконы Пресвятой Богородицы переходит к Ченстоховской, ибо это — икона последних времен, и что молиться о спасении России, о даровании православного Царя необходимо перед этим образом. Конечно невоз­можно объяснить небесные гласы какими-то ра­циональными доводами. И все же нам есть о чем задуматься.» (И нам тоже — о.Г.)

«...мне было явление святого Царя и всего Авгу­стейшего Семейства, причем не во сне, и Государь сказал: "Начинай служить по чину иерейскому".»

«...мысленно услышала: "От этого дела нельзя уклониться".»

«...на мне вдруг вспыхнула кофта и, как мол­ния, пронзила мысль: "Ты будешь гореть в адском пламени, если не доведешь этого до конца!"»

 «И мне было абсолютно четкое вразумление: "Срок молебна 7 января вечером, на службе праздника в честь Собора Пресвятой Богородицы".»

И, наконец, заключительное резюме Валентины Сизовой: «Матери Божией угодно, чтобы на вечерней службе собора Пресвятой Богородицы, то есть 7 января (нового стиля), вечером, мы, православные россияне, во главе с Патриархом соборно отслужили Ей молебен о спасении России перед образом Ее Ченстоховским».

Поскольку свидетельства Валентины Сизовой уже получили распространение в среде православных, нам необходимо совершенно однозначно ответить на вопрос: «Что же это? Явление России новой пророчицы, или плод прельщенного воображения?» Поскольку одно исключает другое, то неопределенности в ответе быть не может, он должен быть честен, ясен и прост. От него можно попытаться отмахнуться, как отмахнулся протоиерей Владимир из аппарата Московской Патриархии: «Здесь ходит по сто человек на день, и все пекутся о спасении России». Понять его можно, так как поврежденных в духе людей великое множество и выслушивать их всех занятие духовно небезопасное, да и по сути безсмысленное.

Тем не менее, хорошо известно, что пренебрежение к пророчествам Иосафа Белгородского со стороны духовенства и русской интеллигенции о благодатной помощи России через иконы Песчанскую и Владимирскую, явилось, по сути, отвержением помощи Божией Матери, что трагически сказалось на исторической судьбе нашей Родины. Правильнее сказать, причиной бед оказалось не

само пренебрежение к пророчеству Иосафа Белго­родского, а общее богоотступление и охлаждение к вере — вот действительная причина напастей. Боязнь повторить ошибку и заставляет нас предпринять неблагодарный труд рассмотрения свидетельств Валентины в духе святоотеческого предания, аскетического опыта святых отцов, чтобы попытаться ответить на поставленный выше вопрос.

Начнем с того, что действительные божест­венные откровения — явление исключительно редкое, и даются большей частью христианским подвижникам для укрепления в духовной брани с духами злобы. Неверное отношение к этому факту сопряжено с тяжелейшим духовным рас­стройством психики, в чем убеждает нас опыт святителя Никиты Новгородского, преподобного Исаакия и сотен других подвижников, сумев­ших с помощью Божией преодолеть искушения.

В нашем же случае свидетельства касаются су­деб миллионов людей в православной России, что и вызывает недоумение, так как они ставят Вален­тину выше сотен прославленных Церковью свя­тых, имевших по времени прозрение своих грехов, но не могущих прозреть даже собственной судьбы.

Из приведенных свидетельств видно, что как минимум одиннадцать раз Валентина получала потусторонние откровения чудесным образом, хотя, несомненно, в действительности их гораздо больше. Так что в этом отношении Валентина оставила далеко позади Серафима Саровского, кото­рый за всю свою подвижническую жизнь не сподобился такого обилия откровений.

В этой связи мне вспоминается фильм о регулярных явлениях Богоматери в Югославии (Мед-жугорье), просмотренный мною в 1982 году в Пюхтицком монастыре. Тысячи людей поднимались в гору, чтобы узреть нескольких человек, обвешанных всевозможными датчиками, сподобившихся счастья регулярно, как по расписанию, «лицезреть Богородицу и общаться» с Ней. Зрелище весьма впечатляющее, а всеобщий психоз во­круг явления заразителен.

Недавно мне попалась на глаза книжка «Поручение мира из Меджугорья», изданная в Австрии, где под видом откровений Богородицы подана слащавая протестантская болтовня.

Существует мнение, что демоны не могут принимать вид Богоматери или Спасителя. Может быть, и не могут, но дурачить простодушных и самонадеянных, пропитанных грехом людей не преминут, если Господь попустит. Чтобы определить демона нужен собственный аскетический опыт, который постепенно приобретают христианские подвижники своим смирением.

По собственным заявлениям Валентины видно, что она человек новоначальный и такого опыта не имеет, а потому, не задумываясь принимать на веру ее откровения, мы не имеем права. Безусловную веру мы имеем только Христу, Его апостолам и никому более.

Наверное каждому священнику приходилось слышать на исповеди о чудесных явлениях умерших, голосах повелевающих усиленно молиться, совершать те или иные действия. Мне, например, знакома одна женщина, которая по велению некоего голоса постоянно увеличивала свое молитвенное правило и до того дошла, что бросила работу и домочадцев, а сама высохла от бессонницы и пришла в полное помрачение ума. Чаще всего наши попытки объяснить таким людям природу этих явлений они встречают с ожесточенным внутренним сопротивлением и отторжением.

Старец Паисий Афонский рассказывал, что нередко паломники предпринимают далекое путешествие, чтобы лицезреть бесноватых, слышать как они хрюкают, рычат, кривляются. Этим они удовлетворяют свое любопытство, а если того не видят, то уезжают разочарованными. Нездоровый интерес к необычным потусторонним явлениям и является причиной многих психических расстройств, хорошо известных современным психиатрам.

И уж совсем странным кажется явление Царя Николая II его и Августейшей семьи «не во сне». Значит наяву? Валентина не уточняет. Нелепость, которую она услышала, проясняет ситуацию: поскольку служить по иерейскому чину женщина не может, значит нужно нести людям правду Божию. Ну а вещание голосов, в ее понимании, и есть та несомненная правда, так необходимая для спасения России. Круг замкнулся. Демоническая ло­вушка сработала безотказно.

Воспламенение кофты — это простенький демонический прием, остался незамеченным. Почему? Может быть, ангел захотел попугать Валентину, а заодно и слегка поджарить? Когда отцу Василию (Борину) из Васькнарвы (широко известному протоиерею, занимавшемуся отчиткой поврежден­ных в 70-80 годах прошлого века) рассказали о человеке, способном воспламенять вещи, он попросил привести его к себе, дабы на отчитке лишить его демонического дара. В данном же случае демоническое наваждение квалифицируется Валенти­ной как божественное указание на ее правоту. Откуда же такая гордость, как вы думаете?

А как понимать «абсолютно четкое вразумление»: вместо чтения акафиста рождеству Христову служить вместе с Патриархом молебен Ченстоховской иконе. Какая удивительная скромность, вы не находите? Причем непременно 7-го января и непременно вечером, в другое время нельзя — так голос сказал, авторитетнейший источник откровений Валентины, но выходит и наш тоже?

Ну а «удивительная фраза на неземном языке» переводящая благодать Божию с Державной иконы Богоматери, куда бы вы думали? Конечно же, на Ченстоховскую, больше деваться некуда, голос не разрешает. Ну а разрешает ли наша совесть относить подобные вещания к разряду божественных откровений? Может быть, все-таки справедливее отнести их к разряду клинических отклонений психики? Что это за «особая благодать»? Может быть, есть не очень особая или просто пустячная, надо голос спросить, может, он подскажет? Ведь говорит же он Валентине «в течение всего сна»: «Ченстоховская, Ченстоховская, Ченстоховская».

В наше время далеко не каждый вразумляется и на родном языке, а «Валентина из-под Можайска» сподобилась счастья понимать фразы на «каком-то». Каком? Впрочем, это не столь важно, главное перевести стрелку, и пусть благодать катит по другим рельсам. Так голос велел.

Как разительно расходятся по духу пророчества Иосафа Белгородского относительно икон Божией Матери Песчанской и Владимирской. Каждая строчка этих пророчеств (они приведены в первом томе воспоминаний князя Жевахова) ды­шит неподдельной болью за судьбы России, свиде­тельствует о духовном подъеме верующего народа, а главное для нас сегодня — они подтверждены нашей историей. Во время нахождения икон в Ставке действующая армия не знала поражений, а немцы тысячами сдавались в плен. Важно также заметить, что конкретных сроков пророчество не содержало. В вещаниях же Валентины указан конкретный срок: «7-го января 2000 года, вечером», иначе, по ее словам, страшные беды постигнут Россию. И что же? Москва, как известно, не провалилась под землю, а русские города не сокрушает землетрясение. Точно так же не пришел конец света по пророчествам Белого братства, которое рассеялось так же, как и возникло, унося в небытие сотни загубленных душ. Неужели эти живые примеры нашей современной истории ничему не учат?

Грустно. Может быть, наши священники на­столько обнищали духом, что неспособны увидеть очевидное? Почему же молчат? Я знаю множество замечательных пастырей, готовых положить свою душу за словесных овец. Может быть, срабатывает психология известного чеховского героя «как бы чего не вышло»? Не будем гадать, дорогие, время покажет.

Впрочем не все хранят молчание. В газете «Вера» появилась глубокая трезвая статья священника Пафнутия Жукова. Приведем небольшой отры­вок из нее: «В Церкви изначально существовали скрытые течения, так называемых, зилотов, то есть "ревнителей благочестия", которые время от времени взбаламучивали церковную жизнь, чтобы всем преподать пример "истинного благочестия", ревнуя не столько о Духе, сколько о внешней форме. И именно они нередко становились орудием определенных политических сил, которые, оставаясь в тени, умело их направляли, получая обильные политические дивиденды.

В письме к Тимофею апостол Павел пишет: Негодных же и бабьих басен отвращайся, а упраж­няй себя в благочестии (1 Тим. 4, 7). Это далеко не лишнее предупреждение. Околоцерковные дви­жения, движимые слухами и сплетнями о конце света, существуют столько же, сколько и сама Церковь. И пусть чтимый образ, выбранный шир­мой для реализации скрытых антицерковных ма­невров, не введет нас в заблуждение. Никто не спорит, что акафист и молебен образу Ченстоховской Богоматери можно отслужить для душевной пользы. Но на пользу послужит это только тем приходам, где богослужение не будет связано с не­коей извне законспирированной акцией, посколь­ку в движении ревнителей зреет реальная опас­ность внедрения в христианскую жизнь принци­пов той "православной демократии", которая стре­мится подменить собой теократическое церковное управление и может не только дать повод для на­реканий на Церковь, но и привести к расколу. По­этому сказано: "Жены ваши в церквах да мол­чат" (1 Кор. 14, 34).

Духовные пастыри не должны ходить на поводу у пустозвонов, которых хватает на каждом приходе. Они должны иметь обо всем суждение не душевное, а духовное; им не подобает колебаться вслед за каждым порывом ветра. И когда в Церкви возникают те или иные смущения, связанные с некими пророчествами не от Писания, на священство ложится особая ответственность. Об этом следует сказать прямо: грех тому, кто стремится сделать своих духовных пастырей вождями той самой "православной демократии" или, того хуже, лидерами партизанской борьбы с гражданской властью или собственным Патриархатом. Именно поэтому духовное пастырство требует особой ду­ховной мудрости и истинного смирения».

Все познается в сравнении, но желание приобщиться к чуду застилает глаза, не дает осмыслить происходящее. Ну а сам воспаленно-восторженный тон вещаний Валентины, не оставляющий ни тени сомнения, разве не настораживает? Думается подлинная причина доверия укрывается в подспудном желании собственный нелегкий духовный труд подменить упованием на чудо, которое само собой изменит действительность. К сожалению, подобное умонастроение довольно широко распространено.

Может возникнуть вопрос — разве демон может заботиться о спасении России и наших душ? Конечно, нет, но создать видимость такой заботы, навеять ложные образы, прельстить воображение может. Как гласит народная мудрость: «Пожалел волк кобылу — оставил хвост да гриву». Нельзя с человеческими мерками подходить к оценке демонической активности ибо демон отец лжи и перехитрить его никому не удавалось, а потому только благодать Божия сохраняет нас от демонического обольщения и ничто более, никакое умствование. Поэтому стяжание Духа Божия, по слову Серафима Саровского и является целью христианской жизни. Никакие обходные тропинки, какими бы они не казались короткими и заманчивыми не спо­собны привести в Царство Небесное. Узкую тропку спасения открывает смиренномудрие, терпеливое несение своего креста по жизни. Ох, как непрост этот путь! Но все святые отцы единодушно свидетельствуют, другого пути нет. Может быть и нам не стоит искать иных, а довериться святоотеческому опыту? Вопрос, который мы поставили в начале пусть каждый разрешит самостоятельно. Каким бы поврежденным не было наше духовное созна­ние иного пути к нашему сердцу не существует.

Но если вопрос о «свидетельствах» Валентины достаточно ясен и духовная оценка их в святоотеческой традиции однозначна, то над историей самой Ченстоховской иконы стоит всерьез задуматься. Отличить правду от лжи здесь весьма непросто и далее мы с Божией помощью сделаем попытку распутать основные узлы противоречий, завязанных реальностью.

А теперь давайте рассмотрим историю Ченсто-ховского образа по известным нам источникам. Наиболее подробно и обстоятельно она описана епископом Иосифом (Соколовым) в конце позапро­шлого века. Желающие познакомиться с ней могут обратиться к указанной выше брошюре изда­тельства «Царское дело» либо к первоисточнику.

Вкратце история иконы такова. По преданию икона Божией Матери написана евангелистом Лу­кой. В 66 году во время римского нашествия на Иерусалим была спрятана христианами в пещере близ города Пеле. Через триста лет христиане вручили ее в знак благодарности и усердия в вере свя­той царице Елене, которая перевезла икону в Константинополь. Это событие произошло 19 марта по новому стилю и является днем ее почитания доныне. В середине девятого века об иконе свидетельст­вует патриарх Фотий и очень высоко оценивает ее духовно-художественные достоинства. Предполо­жительно название иконы «Матерь Слова», но безусловно не Ченстоховская. Икона была передана Кириллу и Мефодию патриархом Фотием для благословения и просвещения славянских народов. В десятом веке икона оказалась в городе Белзе (Галиция). В 1340 году польский король Казимир III реквизировал икону и множество других святынь, захватил Галицию. В 1377 году Владислав Ополь-ский перевез икону в Львов. В 1382 году князь-отступник отправил икону в Виленскую область, центр латинства. 9 августа 1382 года остановился в селе Ченстоховы на Ясной горе. Поставил на ночь икону в храме Успения Богородицы, но утром забрать ее не смог. С этого времени икона при­надлежит латинскому ордену паулинов и оконча­тельно утрачивает свое первоначальное название, становится Ченстоховской.

Особо обращаем внимание на факт смены на­звания иконы и утраты первоначального назва­ния.

В 1430 году монастырь разграбили революционно настроенные последователи Яна Гуса, икона была расколота и серьезно повреждена. В 1466 го­ду монастырь снова захватили чехи, после погро­ма икона была отправлена в Краков на реставра­цию. Латинский монастырь пережил три пожара в 1654, 1690, 1890 годах. В 1960 году икона вновь отправлена реставрацию. В 1717 году икона коро­нована нунцием папы Климента XI, а сами мона­хи от себя короновали икону польским гербом. В 1796 году папа Пий VI предоставил монастырю на «вечные времена» право продажи индульгенций (отпущение грехов) всем, кто восемь праздников в году побывает на службе. В 1817 году папа Пий VII в день столетия коронации иконы дал отпуще­ние грехов на 100 лет вперед всем пришедшим и приехавшим.

Во дни польского мятежа 1863 года, монастырь становится центром мятежников, печатаются ме­дали с изображением Ченстоховского образа и надписью «Боже избави наш край» (от русских).

Теперь, когда нами установлен факт полной ут­раты названия православной святыни с момента ее пленения латинянами обратимся к другим ис­точникам, недоступным епископу Иосифу и свиде­тельствующих об утрате и самой иконы, некогда принадлежавшей православным.

«...Можно сказать, что как памятник визан­тийской и древнерусской живописи Ченстохов­ская икона в настоящее время не существует. В 1434 году она была фактически написана заново на старой доске. Под ныне существующей живо­писью, как показали исследования реставратора Р. Козловского нет ни малейших остатков первоначальной живописи. Даже грунт наложен на дос­ку заново. Только после наложения нового грунта иконописцы смогли написать икону заново» (Ис­тория древнерусского искусства М. «Наука», 1972 год, стр. 316-321).

«Вид древнего оригинала не сохранился. Ико­на, которая теперь находится в монастыре Ясной горы в Польше «перемалевана» в 1434 году на за­падный манер. Икона стала католической святы­нею, однако почитается в православной церкви (Шедевры украинской иконописи XII-XIX столе­тий, «Мистецтво, 1992, стр. 176).

«... по свидетельству Петра Ринуса (1523 г.) реставрация иконы была проведена в Кракове при дворе короля Владислава Ягеля. Художники на­кладывали несколько раз новые краски, но они не держались и быстро сплывали. Сегодня нам из­вестно, что трудности этих реставраторов исходи­ли из того, что они писали темперными красками на образе, выполненном восковой техникой (эн-каусто). Не сумев справиться с задачей, художни­ки соскребли с древесной основы остатки первона­чального письма и написали заново. На местах са­бельных порезов на лике Божией Матери резцом были обозначены следы варварского деяния...» (Ясная гора. Святилище Богородицы стр. 6. Ита­лия Narni-Terni 1992 г.)

Валерий Мельников, корреспондент газеты «Новосибирские епархиальные ведомости» сооб­щает: «Ченстоховскую икону накануне 1000-летия Крещения Польши решили реставрировать и сня­ли ризу. Пришла мысль сделать рентгеноскопию, так как всех настораживал невизантийский стильписьма. Анализ показал, что это новодел 15 века, сделанный на более древней доске. Высказалось предположение, что настоящая икона была на­столько повреждена гуситами, что пришлось ее писать заново. Отсюда и странный вид — попытка латинских иконописцев сделать лик под визан­тийский, но дух-то свой латинский не спрячешь. Рана от стрелы татар или от меча гуситов (есть две версии), написана краской — это по всей Польше известный факт. Так что в XIX веке, когда казаки взяли Ченстоховскую крепость, настоящей иконы там не было, а отдали им поляки такую же, ново-написанную, которую поставили в Казанский со­бор Санкт-Петербурга. На Украине есть множест­во списков с Ченстоховской иконы, которые очень непохожи на польскую, хотя польская, возможно, старее этих списков. К этой большей древности обычно апеллируют поклонники иконы. Но тут срабатывает не то, что древнее, а то, что РОДНЕЕ. В коллективной народной памяти все-таки сохра­нился настоящий образ, и с него постоянно дела­лись новые списки. Даже польскую Черную Ма­донну наши иконописцы изменили под византий­ский стиль и такой список очень распространен. Внешне очень похожа на Черную Мадонну (обла­чением и коронкой), а лик совсем другой. Кстати, тот вариант иконы, который распространяется по России — это список сделанный в начале 50-х го­дов прошедшего столетия, когда с иконы сняли ризу для реставрации.»

Давайте теперь поразмышляем, можем ли мы сегодня игнорировать факт утраты православной святыни,   засвидетельствованный   независимыми друг от друга источниками, принадлежавшими не только разному времени, но и разным историче­ским эпохам? Почему Петру Ринусу, жившему в 16 веке мы должны верить менее, чем свидетель­ствам «рабы Божией Валентины из-под Можай­ска» в 21 веке?

Но даже если бы этих исторических свиде­тельств не существовало, то остается несоответст­вие Ченстоховской иконы издревле почитаемым на Руси иконам Богоматери, соответствующих со­всем иному Ея образу и сохранивших по ошибке более позднее название Ченстоховской. И эта раз­ница как раз свидетельствует о различных древ­них источниках православия и латинства. Это то­же исторический факт, как же можно закрыть на это глаза?

Кроме того дошедшие до нас раннехристиан­ские иконы действительно выполнены воском в технике энкаусто (например, икона «Богоматерь Спилиотисса», в греческом монастыре «Великая пещера» на Пелопонессе) потому-то и не удалась реставрация иконы, так как к 15 веку эта техника была утрачена. Это тоже косвенно подтверждает подлинность исторических свидетельств приве­денных источников.

На Руси еще сохранились барельефные иконы 17-18 века, только не из воска, но выполненные традиционной резьбой по дереву, например, Пара­скевы Пятницы в Александро-Невской Лавре. Так древняя традиция трансформировалась в право­славной России.

В латинстве же наоборот, икона стала настоль­ко земной, реалистичной, что появились объемные муляжи святых, например, полностью объем­ная фигура Святителя Николая в одноименном храме в г. Бари.

Кроме того, у латинян фигуры святых, в том числе Божией Матери, выполняются как сувени­ры из полупрозрачной пластмассы, внутри поме­щается лампа, подобные «иконы» включаются в розетку и используются в качестве ночников. В православной традиции это выглядит кощунст­вом, а у латинян рядовое явление, что свидетель­ствует об их полном духовном упадке.

Может показаться невероятным, что факт утра­ты православной святыни ускользнул от такого добросовестного исследователя как епископ Ио­сиф. Но в его время книга Петра Ринуса уже явля­лась библиографическим раритетом и вполне мог­ла быть ему недоступной. Кроме того латиняне от­нюдь не заинтересованы, по вполне понятным причинам, афишировать факт утраты православ­ной иконы, а если учесть несколько погромов Чен-стоховского монастыря и пожаров, в которых вполне могли сгореть исторические документы по реставрации 15 века, то вполне вероятно епископу пришлось довольствоваться более поздними ис­точниками, что и привело к ошибке.

Необходимо также заметить, что свои святыни латиняне старательно оберегают от чужих глаз в отличие от православных. Та же Ченстоховская икона скрыта полотном и открывается редко, а мощи святителя Николая в Бари отделены от хра­ма огромной кованной металлической решеткой, так как в свое время были просто украдены из Мир Ликийских.

Но нас более интересует сама Ченстоховская икона из монастыря на Ясной горе. Объективно­сти ради не побоимся гневных откликов ее почита­телей в адрес Бориса Полевого й процитируем не­большой отрывок из его книги «896 километров до Берлина»:

«В темноте храма, пропахшего воском и мыша­ми, виднелись несколько монашеских фигур, сто­явших в молитвенных позах. Они созерцали ико­ну, но выражение лица у ближайшего к нам немо­лодого коренастого розовощекого монаха было от­нюдь не молитвенное, а какое-то восторженно-воз­бужденное.

Наш провожатый поставил нас в отдалении от иконы.

— Глядите на нее, глядите и старайтесь ни о чем не думать. Забудьте, где вы, кто вы и зачем вы здесь. Просто стойте и смотрите. — Брат Сикст уже проветрился по дороге. Говорил связно и даже напористо.

Я начал было дремать, но что это? Раскрыл гла­за. Икона, во всяком случае, лик и рука Богороди­цы будто бы покрылись туманом, растаяли, а по­том из тумана стало прорисовываться другое ли­цо: округлое и совсем юное.

Оно проступало не сразу, как бы отдельными частями — сначала губы, брови, потом нос, глаза, прядь волос, выглядывавшая из под оклада. И вот уже совсем иной образ смотрел на нас из искря­щейся бриллиантами ризы. Оклад, риза, ребе­нок — все это осталось, как было раньше, а вот са­ма Богородица неузнаваемо изменилась.

Она не была похожа ни на одну из известных богородиц или мадонн, не напоминала ни одну картину итальянского Возрождения, и если что-то и роднило ее с теми образами, то это черты челове­ческой чистоты. Это была смуглая девушка ярко выраженного восточного типа, девушка лет пятна­дцати, шестнадцати. Здоровье, физическое и ду­ховное, как бы проступало сквозь смуглоту кожи. Продолговатые глаза, большие, миндалевидные, несколько изумленно смотрели на нас, а пухлые, неплотно сомкнутые губы вызывали отнюдь не ре­лигиозные эмоции. Мне почему-то пришло в голо­ву, что девица эта походила на Суламифь, и не из Библии, а в интерпретации известного рассказа Куприна.

Кто-то тихо пожал мне локоть. Николаев смот­рел на меня, и лицо у него было несколько расте­рянным.

—  Ты что-нибудь видел?

—  А что?

—  Чертовщина какая-то.

Мы оглянулись. Сикст стоял возле все в такой же позе и, как казалось, даже дремал. Фигуры мо­нахов будто растаяли...

Когда возвращались в свои кельи, Николаев вдруг спросил:

—  А что ты видел?

Я ответил и спросил, что видел он.

—  Молоденькая, пухлявая, лет шестнадцати? Красивая девчонка? Все как надо: и брови, и зубы, и губы. Хороша?

—  Да?

—  Вот что, — сказал он решительно, — Давай зайдем еще раз глянем.  Может  там у них какой-нибудь секрет. Может, проекционный аппа­рат, через который они туманные картинки наво­дят. Ведь она не сразу появилась, да? А вроде бы из тумана?.. Религия у них хитрейшая, фокусни­ки, мастера стряпать всякие там реликвии.

Храм был пуст. Мерцали свечи, сверкали дра­гоценные камни. Пожилая женщина со шрамом на щеке прижимала к себе ребенка, похожего на куклу. Осмотрели все, что было напротив икон, обшарили колонну, никаких отверстий, откуда можно было бы бросить на икону луч, не нашли. Может быть, это отверстие ловко закрывалось? Я подставил спину. Николаев влез на нее, ощупал колонну. Отверстия не было.

Но тогда почему же мы увидели одно и тоже? Или нас загипнотизировал этот монах, глаза у не­го действительно пронзительные не по возрасту. Но он же вроде бы дремал, на нас не смотрел. Да и стоял не напротив нас, а рядом».

Вот такая история. Ничего удивительного в ней нет. Если бы офицеры творили в себе Иисусову мо­литву, история имела бы иное окончание.

Серафим Роуз, уже будучи монахом, побывал с туристами на Цейлоне, где местный маг вызвал массовую галлюцинацию и охотники за чудесами увидели себя на подплывающем к острову тепло­ходе. Иисусова молитва, творимая Серафимом по­вергла фокусника наземь и прекратила спектакль.

Показной мистицизм сомнительного свойст­ва — характерная черта латинства, внешний лег­кодоступный эффект прельщает людей, не имею­щих понятия о подлинном христианском опыте.

Ибо путь к нему узок, скорбен и не может быть спрограммирован, как в описанной ситуации с иконой. Судя по рассказу Б. Полевого наместник монастыря Сикст весьма поднаторел в преображе­нии иконы и был уверен, что осечки не будет. Да и название иконы Ченстоховская ( в переводе с польского «часто скрывающаяся») уж очень под­ходит к непритязательной ситуации, в которой оказались наши простодушные офицеры.

Какое отношение имеет к этим фокусам латин­ская святыня мы не знаем, но заметим, что надру­гательство над православными иконами не прохо­дит безнаказанно — тому в истории множество примеров.

Сам факт утраты в 15 веке иконы, написанной евангелистом Лукой по новому позволяет взгля­нуть на историю Ченстоховской иконы и сделать весьма важные выводы, а также объяснить, поче­му славянские иконы в Белоруссии, России и Ук­раине с этим названием так разительно отличают­ся от современной Ченстоховской иконы в мона­стыре ордена паулинов.

История иконы в 15 веке раздваивается. Пра­вославная святыня исчезает, но поклонение ей ос­тается под другим названием, более поздним, а собственное название утрачивается. В то же вре­мя появляется латинская икона, дающая свое на­звание православной, хотя латинский новодел ду­ховно отличен от предыдущей иконы н не имеет к ней отношения. Ситуация явно не ординарна и ес­ли с подачи «Валентины из-под Можайска» возни­кает массовое почитание латинской святыни сре­ди православных, то латинский прозелитизм мо­жет праздновать победу.

Отец русского монашества Феодосии Печер-ский оставил нам прекрасное сочинение «О вере христианской и вере латинской», в котором он ни разу не назвал латинян христианами. Вплоть до 17 века религиозное сознание православных свято хранило эту традицию и не только благода­ря обрядовым различиям. Называть латинян христианами было рискованно. Сегодня духов­ные учебные заведения не учат духовно разли­чать эти понятия. Что касается мирян, то замет­но еще большее повреждение, время делает свое дело.

Теперь вернемся к упомянутой брошюре «Побе­да Непобедимая» издательства «Царское дело». На страницах 47-53 рассказывается о чудотвор­ных иконах Ченстоховских в России и на Украи­не. Мы уже указали на разные первоисточники Ченстоховских икон Богоматери и не подвергаем сомнению подлинность изложения материала в главе «Русская слава Ченстоховской Богороди­цы ». А вот вывод издателей после краткого описа­ния жития блаженного иеромонаха Феофила, слу­жившего молебны у Ченстоховского образа Бого­матери в Киево-Печерской Лавре необоснован. «Чья же подгоняющая палка подвигнет ныне не­радивых и маловерных встать на общую молитву пред Ченстоховским образом Матери Божией?» (стр. 60) Так чья же? Может быть «Валентины из-под Можайска»? Издательства «Царское де­ло»? Или Иоанна Павла II из Ватикана, который уже засвидетельствовал свое удовлетворение мо­литвами православных у символа латинской Польши о спасении России?

Вопросы эти не праздные, так как могут далеко завести, если не дать им принципиальную оценку.

В качестве примера приводим выдержку из бе-рорусской газеты «Церковное слово» № 5 за 2003 год о «святом Шарбеле».

«Святой Шарбель был монахом-маронитом. Марониты — это представители христианской церкви в Сирии, в пределах Ливанских гор, со­стоящей в унии с Римо-Католическим костелом.

При жизни Шарбель ничем особенным не выде­лялся. Последние 25 лет жизни провел в полном одиночестве. Монах маронитского монастыря умер в 1898 году возрасте 70 лет. Мощи Шарбеля, обнаруженные вскоре после захоронения, счита­ются чудотворными, они выделяют розоватую жидкость-сукровицу.

Изданная в Могилеве брошюра "Феномен свя­того Шарбеля или Приобщение к чуду" (изд-во "Народный доктор", тираж 100 тыс. экз.) взбудо­ражила, к сожалению, многих людей. Возникают вопросы и у православных верующих. В брошюре приведено множество чудес, когда, посредством манипуляции с портретом, люди избавлялись от своих недугов: кто-то от грыжи, кто-то от боли в голове, кто-то  от язв на ногах.

Люди падки на чудо. Но что происходит после того, как человек получил исцеление, что меняет­ся в его жизни? Он радуется и веселится, он про­пагандирует эти брошюрки. Демон может дать че­ловеку исцеление в обмен на его расцерковление, на его соблазн. Он просто может временно осла­бить воздействие других бесов, чтобы человек по­пался в большее искушение».

Совершенно очевидно, что Россию может спа­сти только сама Матерь Божия, если будет на то воля Ее Божественного Сына. А почитаемых пра­вославными икон Божией Матери у нас достаточно, в том числе и ошибочно носящих название Чен-стоховских. Так что нет нужды усугублять исто­рическую путаницу и основываясь на откровениях поврежденной психики или стремлениях хозяина Ватикана особо выделять латинскую святыню, яв­но выпадающую из ряда чудотворных православ­но почитаемых икон Богоматери, и отдавать ей предпочтение.

Предупреждаем еще раз — это духовно небезо­пасно.

И потом, почему «Победа Непобедимая»? Вооб­ще слово «победа» в русском языке конкретно от­носиться к какому-либо определенному событию и исключает характер тенденции, предрасположен­ности. А потому название «Победа непобедимая» звучит как «масло немасленное» и явно неудачно.

Но это этимологические тонкости, а нетерпели­вого читателя, наверное, мучит вопрос — так нуж­но ли молиться у Ченстоховской иконы о спасении России или нет? Говоря евангельским языком — «Дамы или не дамы». Ответим на него также, по-евангельски — пусть демоническое останется демону, а Божие воздадим Богу.

Иными словами, в тех приходах где сложилось ранее почитание Ченстоховского образа Богомате­ри (несмотря на историческую ошибку названия) не имеющего общего духа с латинским образом то­го же названия почитание оправданно и необходи­мо как и иных образов Богоматери в нашей церкви.

Почитание и выделение из ряда икон Божией Матери собственно Ченстоховского образа из мона­стыря на Ясной горе или его списков латинского происхождения с подачи новоявленной пророчицы «Валентины из-под Можайска» — двойная духов­ная нелепость, которая не только не приведет к «спасению России», но и чревато самыми серьез­ными последствиями для собственного спасения.

Мы не тщим себя надеждой, что столь простой и ясный вывод может убедить человека, ставшего на скользкий путь «православной демократии». Практика духовной жизни свидетельствует, что принцип — «упремся — разберемся» обратного хода не имеет ибо прельщается дух.

На февральской антиглобалистской конферен­ции в Москве мне пришлось встретиться с пропа­гандистом еще одной «спасительной» иконы «Русь воскресающая».

Можно понять полковника медицинской служ­бы, который сделал анализ крови на кровоточа­щей иконе и убедился, что кровь женская и имеет II группу. Впечатляет. Ну, а мне запечатлелся не­кий архимандрит который ходил по территории Троице-Сергеевой Лавры и навязчиво раздавал пу­зырьки с мироточением и кровоточением, пытаясь непременно всех помазать.

В перерыве конференции двое священнослужи­телей независимо друг от друга предупредили это­го врача — «искателя приключений» об опасно­сти, но когда я уходил из зала, то заметил толпу вокруг полковника, рассказывающего о невероят­ных чудесах от иконы. Что ж, вольному — воля.

Когда приехал в Петербург, то мне преподнесли еще одну «спасительную икону», Косиновская на­зывается. Сквозь облако какая-то женщина с вы­пученными глазами протягивает руки. Аж дрожь берет.

Какая-то мода сейчас на спасительные иконы, но ко спасению ли? Сколько их еще появится?

Как-то позвонил мне рассерженный о. Алек­сандр (Чураев), ченстоховский почитатель из хра­ма Тихвинской иконы Божией Матери. Ну, а по­чему бы с тем же усердием не читать акафист Тих­винской иконе Божией Матери? Чем она хуже ла­тинской Ченстоховской? Слов нет, сегодня гораз­до легче собрать приход вокруг некой новой «спа­сительной» идеи, чем смиренно молиться у прославленных святынь.

Всякая басня нынче выглядит привлекатель­нее, чем стройная каноничность православных традиций, требующая неусыпной духовной рабо­ты над собой. Ее плоды ощутимы вполне лишь в перспективе, а развлечение духа сиюминутно, не требует напряжения сил. Болезнь эта не нова, но перспектива ее безрадостна.

Коль скоро мы стали столь духовно немощны не лучше ли нам не искать новых святынь и все­возможных чудес. Не лучше ли чтить и хранить уже давно известные? Не полезнее ли сохранить в своей душе упование на милость Заступницы рода христианского? Погрязнув во лжи наше сознание не вернется к правде, ложь станет традицией и то­гда никакие силы не возмогут ее преодолеть. Вот в чем главная опасность почитания лжеикон и лже­мощей — это безвозвратный путь в бездну.

Весьма показательна церковная история Армении, где арианская ересь укоренилась, так как Армения была отрезана персами от христианского мира. Когда блокада прошла духовенство и миря­не не нашли в себе духовных сил к преодолению ереси, хотя многие и понимали ее ошибочность. Смена поколений в ложной традиции привела к укоренению лжи, хотя армяне приняли христиан­ство гораздо раньше Киевской Руси.

Казалось, на этом можно и закончить нашу бе­седу, но опыт подсказывает мне как мало людей воспримут простые и ясные доводы с пользой для души. Многие голословно обвинят в клевете на Матерь Божию, иконоборчестве, хорошо, если бо­гоборцем не назовут. Что ж каждому мнению соот­ветствует свой уровень духовного сознания. Как говорит русская пословица: «На чужой роток не накинешь платок».

Как правило, одержимый страстью человек не воспринимает никаких доводов, задевающих предмет его поклонения. Я и не пытаюсь никого переубедить, пусть каждый решает сам, где прав­да, а только свидетельствую последовательность исторических событий, связанных с иконой. Бы­вает, что и правда смущает душу, а ложь воспри­нимается вполне естественно.

Аскетический опыт святых отцов всячески пре­достерегает нас от увлечения непостижимыми уму явлениями; отцы считали себя недостойными чу­да, не искали его и были совершенно правы. Ибо наибольшим чудом считали видение своих грехов на фоне Славы Божией, которая укрепляла их в вере и благочестии, терпении скорбей.

Суетный дух нашего времени прямо противоположен такому умонастроению и в своем потоке ув­лекает многих, и в том числе далеко не худшую часть православных христиан, активно ищущих выхода из тупика, в котором оказалась наша Ро­дина.

Отсутствие серьезного духовного воспитания, основанного не на мечтательности, а на действи­тельной жизни в Духе — знамение нашего време­ни. Сегодня только простой сердцем человек спо­собен почувствовать духовную угрозу и вовремя уклониться от соблазна.

И все-таки есть некая сокрытая движущая сила в неудержимом стремлении непременно приоб­щиться к чуду и стать его проповедником — это дух гордости, самомнения на пустом месте. Ничто так не ослепляет человека, как сознание собствен­ной значимости в религиозном движении. Здесь и укрывается причина возникновения многих сект и расколов, раздробляющих  единое тело Христово.

Так убоимся же, дорогие братия и сестры, этого духа и сохраним верность Святоотеческому Преда­нию, ибо это твердая почва в зыбком мире духов­ной реальности. Аминь.