Свято-Георгиевский храм хутор Ленина города Краснодара
Группа в контакте Хуторское Казачье Общество "Курень Каширинский" Хуторское Казачье Общество "Курень Каширинский" Детская школа искусств "Овация" Здоровое поколение Кубани
19.02.07

История одной иконы

На снимке редкая икона северных старообрядческих писем начала 18 в.

Публикуем статью, взятую из старообрядческого журнала «Китеж град», печатавшегося самиздатом, в конце 80-х годов прошлого века. Всего вышло несколько выпусков, да и то, крохотным тиражом, на ксероксе. В советское безвременье, в церкви кроме календаря и молитвослова вообще ничего не издавалось; на этом фоне, самиздатовский «Китеж град» стал настоящим событием и привлек всеобщее внимание. Журнал подпольно издавал письмоводитель Рогожской митрополии, Сергей Дурасов (ныне священноинок Симеон), это была его личная инициатива, к сожалению, не одобренная Митрополией РПСЦ. Попытка была достаточно смелой: легально печатать на ксероксе было нельзя, а за индивидуальную распечатку грозила уголовная ответственность. Публикации журнала отличались высоким авторским уровнем и были сделаны очень профессионально. Каждый номер читатели встречали с неизменным воодушевлением. Надолго запомнилась очень качественная статья об истории чудотворной иконы «Утоли моя болезни и печали». Чудом удалось ее отыскать, и этим спешу поделиться.  

епископ Алимпий (Вербицкий)

 

Чудотворная икона Пресвятой Богородицы «УТОЛИ МОЯ ПЕЧАЛИ»

Собирать сведения об этой богородичной иконе я стал после того, как в 1988 году в одном ученом собрании услышал доклад немецкого богослова из Галле г‑на Германна Гольца. Тема звучала так: «Богоматерь “Утоли моя печали”. О богословской глубине названия русской православной иконы». Выступление было посвящено не самой иконе, а раскрытию интуиции народной веры, породившей это трогательное название. И, независимо от того, насколько близка мне сама мысль автора, мне было дорого на редкость глубокое, благоговейное чувство ученого немца к православной святыне. Должен признаться, что тогда я знал икону «Утоли моя печали» только по названию. Особой службы ей в нашем храме никогда не служили, да и самого этого образа до поры не случалось видеть. Но само название, прозвучавшее в конце утомительного дня, среди обычного словесного шума научной конференции, вдруг взволновало меня, будто бы услышанное в первый раз. Я стал искать эту икону в каждом храме, сведений о ней — во всех доступных мне книгах…

Тем кто знает и любит иконы, известно, что образ Пресвятой Богородицы «Утоли моя печали» встречается, как говорят иконописцы, в нескольких «изводах». Божия матерь представлена обращенной то в правую, то в левую сторону с несколько отличающимися положениями руки. Младенец-Спаситель то как бы сидит, то почти лежит у Нее на коленях или в колыбели, но самой колыбели не видно, и Он кажется парящим в воздухе. Свиток в руках младенца — непременная деталь иконы, но на разных иконах на нем читаем разные надписи. Пожалуй, еще только одна богородичная икона в России так многообразно пишется — «Всем скорбящим радость». Но там различия обусловлены сложностью изображения со множеством предстоящих, а на иконе «Утоли моя печали» представлены только Божия Матерь и Младенец-Христос. В чем же причина таких различий? И какая из этого множества икон была прославлена как чудотворная?

Первая известная с XVII века икона «Утоли моя печали» находилась в белорусском городе Шклове (ныне Могилевская обл.) в церкви Воскресения Христова. В старину здесь был женский монастырь, и предания о происхождении этой иконы, вероятно, хранились среди инокинь. Слава иконы простиралась далеко за пределы Могилевщины. В XVIII — начале XIX века издавались даже печатные листы с ее изображением. Но впоследствии небольшой шкловский монастырь пришел в упадок, обезлюдел и в 1840 году был обращен в приходскую церковь. Местные жители по-прежнему почитали икону Богородицы, но ни новое поколение, ни священники Воскресенского храма не знали ее истории. Икона осталась известной лишь ближайшей округе. В конце XIX века о ней даже не упоминали в изданиях, посвященных православным святыням Белоруссии и Литвы. К сожалению, и мне не удалось ничего узнать о ее судьбе после революции.

Но списки со шкловского образа Богоматери «Утоли моя печали», появившиеся в Москве в 1650­‑е годы, имели иную историю. Обычно в старых книгах, описывающих прославленные богородичные иконы, говорится, что по преданию икону в Москву принесли некие казаки то ли в 1640 году, то ли, как считают другие, «в царствование Алексея Михайловича». Но на наш взгляд гораздо логичнее относить перенесение иконы к 1655 году. В этом году Шклов был взят войсками Алексея Михайловича и стал царской ставкой. Через этот город шло снабжение армии оружием и продовольствием, сюда же для отправки в Россию свозились трофеи. Сразу после штурма казаки жестоко разграбили Шклов. Как свою добычу, видимо, привезли они в Москву и редкие для Великороссии иконы. Такие иконы, как и всякую другую святыню, с особенным тщанием собирала и царская семья.

И, наверное, не случайно самая древняя из дошедших до нас московских икон Пресвятой Богородицы «Утоли моя печали» принадлежит кисти кого-то из царских иконописцев второй половины XVII века. Она находилась в церкви св. Тихона Амафусийского на Арбате — близ слободы, где ежили эти мастера. Сейчас ее можно видеть в единственной уцелевшей арбатской церкви Воскресения Словущего в Филипповском переулке (ул. Аксакова). Как пишут авторы прошлого века, эта икона была издавна известна всей Москве и привлекала к себе обремененных житейскими скорбями. Ее считали «самым точным и древнейшим списком с подлинной чудотворной иконы, находящейся в Воскресенском монастыре города Шклова». Однако особенное, всероссийское прославление получил другой список иконы.

Как утверждает предание, уже с XVII века подобный образ находился в церкви св. Николы на Пупышах. Когда говорится о принесении иконы казаками, то имеется в виду именно этот образ: ведь храм св. Николы находился в соседстве с казачьим подворьем. Впоследствии из-за ветхости или по какой- то другой причине эту икону убрали на колокольню. Она была надолго забыта, пока некоторый чудесный случай не послужил ее новому открытию.
Предание гласит, что вдалеке от Москвы жила одна знатная женщина. В самых ранних записях предания ее называют боярыней. В течение многих лет ее тело было парализовано. Никаких надежд на врачебную помощь больная уже не питала; у нее оставалась только молитва к Богу и Заступнице всех скорбящих — Пресвятой Богородице Марии. Однажды во сне она увидела Пресвятую Богородицу с Младенцем-Христом в виде неизвестного ей иконного изображения. Богородица указала расслабленной путь к исцелению: домашние должны были отвезти боярыню в Москву, в такую-то местность, в храм святителя Николы. Там она увидит именно такой образ, и должна помолиться пред ним. Пробудившись, боярыня смогла вспомнить и назвать родным ту церковь, куда ей следовало ехать. Но когда ее привезли в храм св. Николы на Пупышах, иконы, виденной во сне, в нем не оказалось. Насилу вспомнили, что кое-какие ветхие образа уже давным-давно убраны на колокольню. Священник велел принести их. И вот, с лика Богоматери еще не успели отереть пыль, как больная громко воскликнула: «Она!» — и стала креститься рукою, которой лишь минуту назад не могла пошевелить. А после совершенного перед иконой молебна женщина впервые за долгие годы встала на ноги.

Этот рассказ изустно передавался в Москве до 1869 года, когда был впервые напечатан в «Московских епархиальных ведомостях». По устным предания всегда бывает трудно определить время описываемых в них событий. По каким-то догадкам, в этой первой публикации чудесное явление иконы отнесено ко второй половине XVIII века, хотя в таком случае выходит, что икону убрали на колокольню всего лишь через 20‑30 лет после того, как ее пожаловали в церковь. Это само по себе странно. Но на этом странности не кончаются.
Дальнейшая история такова.

В 1760 г. в церкви был устроен специальный придел во имя этой чудотворной иконы и учреждено ежегодное празднование в 25 день января. Многие полагают, что в этот день совершилось чудо исцеления боярыни. Но «История Московского епархиального управления» Розанова подсказывает другую причину выбора этого дня. В 1760 году воскресный день, выбранный московским митрополитом Тимофеем для освящения придела, приходился на 25 января. День освящения храма и остался днем его престольного праздника, а впоследствии стал восприниматься как день празднования самой иконе. В 1930­‑е годы, после закрытия храма, образ был перенесен в другую московскую церковь, также Никольскую, на углу Новокузнецкой улицы и Вешняковского переулка, где он находится и по сей день. Однако при первом же взгляде на эту икону приходится усомниться в том, что именно она могла быть принесена в Москву в середине XVII века. Знатоки иконописи уверенно относят ее создание не к XVII веку, а ко второй половине XVIII. Уже в наше время, в статье об иконе, напечатанной в «Журнале Московской Патриархии», священник (ныне протоиерей) Александр Куликов предполагал, что сохранившаяся доныне икона «Утоли моя печали» есть копия с первоначальной чудотворной иконы. Она была написана специально для новопостроенного придела, потому что старая икона была, вероятно, очень ветха.
Однако, зная прежнее отношение русских людей к чудотворным и явленным иконам, трудно согласиться с объяснением о. Александра. Ветхую, но прославленную чудотворную икону могли поновить письмом, облечь в ризу, поместить в киот, но, во всяком случае, не стали бы сознательно заменять.
Что же произошло на самом деле?

Можно предположить только одно: чудесное исцеление расслабленной произошло гораздо раньше 1760 года. По каким-то причинам, речь о которых впереди, официального подтверждения чуда церковными властями в ту пору не произошло, и икона почиталась только в народе. Придел же был выстроен только тогда, когда никто не мог достоверно указать, какой именно список иконы «Утоли моя печали» является чудотворным, или же, когда этого списка просто уже не было в храме. При таких обстоятельствах икону действительно могли написать заново.

Столетие между 1655 и 1760 годами было особенно богато подобными случаями. С конца XVII века власти усердно боролись со старыми, написанными до никоновской реформы, иконами, время от времени учиняя кампании по их «исправлению» или изъятию. В 1758 году вышел указ Синода, назначавший специальные комиссии для осмотра икон во всех храмах и монастырях. «Неискусно написанные», то есть, изображающие двуперстное сложение иконы было велено изымать, «поставив на их место другие, вновь искусною работою написанные». Поскольку в Москве таких икон оставалось множество, и заменить их в короткий срок было невозможно, то более поздние распоряжения епархиального начальства предписывали просто «исправлять» перстосложение. В последние же годы царствования Петра I подозрение распространялось на любые новопрославленные в народе иконы. Хрестоматийно известно письмо Петра в один из монастырей, где на иконе Богородицы являлись слезы. Он писал, что если икона не перестанет плакать, то «заплачут кровью зады монахов». Дело, конечно, было вовсе не в желании «просвещенного» императора обуздать «корыстолюбие» монахов или «суеверие» толпы. Просто церковный вопрос мог легко принять политический характер: какое имеет право плакать икона при благословенном царствовании «Отца Отечества»? Указ Синода от 21 февраля 1722 года предписывал отбирать из церквей, часовен и домов иконы, оглашаемые чудотворными и помещать их в ризницы кафедральных соборов.
Как могли сказаться на судьбе нашей иконы эти события? Возможно, ответ дает сравнение ее известных списков между собою.

Вот один из них — из церкви св. Тихона Амафусийского на Арбате. Богоматерь изображена склоненной влево. Поддерживая правой рукой полулежащего на коленях Младенца, левую Она поднимает к лицу. И пальцы этой левой руки сложены будто бы для крестного знамения по старому обряду. Почему левой — неясно. Может быть это — просто «зеркальный» перевод? Ибо известно немало списков, где Богородица обращена в правую сторону и касается чела перстами именно правой руки. Таково большинство старообрядческих образов Богоматери «Утоли моя печали» от Сибири до Дуная.

Особенно важно, что именно так принято писать икону «Утоли моя печали» в среде старообрядцев Буковины и Молдавии. Как известно, здешнее русское старообрядческое население происходит от тех, кто в XVIII веке переселился сюда со знаменитой Ветки. Ветка исторически принадлежала именно к Могилевщине и находится неподалеку от Шклова, где икона Богородицы «Утоли моя печали» стала известна впервые. Вероятно, именно там, и именно тогда, в XVIII веке, наши старообрядцы узнали и полюбили эту икону. До сих пор почти в каждом старообрядческом храме и во многих домах Молдавии и Буковины можно видеть в паре два образа — «Умягчение злых сердец» и «Утоли моя печали». «Умягчение» есть не что иное, как прославленная Ченстоховская икона Богородицы, главная святыня Польши, известная на Украине и в Белоруссии со времен пребывания под властью Речи Посполитой.

На старообрядческих списках этой иконы нередко воспроизводит­ся даже польский герб — белый орел, которым была украшена ее риза в XVIII веке. Вместе с другими известными нам фактами, частое соседство двух икон кажется подтверждением того, что ста­рообрядцы усвоили икону «Утоли моя печали», живя в польских владениях. Значит, вероятнее всего, изображать Богородицу на этой иконе с двуперстным сложением руки было принято уже в местной иконописи.
Не менее известна в старообрядчестве икона «Утоли моя печали» совсем другого происхождения. Это чтимый образ из выговских скитов, находящийся ныне в Московской общине ста­рообрядцев-поморцев, писанный в XVIII веке. Здесь правая рука Богоматери сложена в четкое двуперстие.
Известны подобные иконы и в новообрядческих церквах, — например, замечательная по своему письму икона из церкви XVIII века в селе Роща, близ Пафнутьева-Боровского монастыря.

Сравним с этими многочисленными примерами тот образ, с которого, как уже было сказано, началось всероссийское почитание иконы «Утоли моя печали», — образ из церкви св. Николы в Пупышах. В целом, он похож на икону с Арбата. Несмотря на то, что живописные приемы исполнения этого образа современны 18-му веку, он каким-то чудом сохраняет внутреннее одухотворение высокого церковного искусства древней Руси и Византии. Что здесь проявилось больше: «необычайное художественное тайновидение» (о. А. Ку­ли­ков), или сильное воздействие на ико­нописца не дошедшего до нас замечательного подлинника. Но при всем сходстве двух образов явственно отличие от арбатской иконы в одной детали: один из пальцев левой руки Богородицы скрыт за краем лица, так что трудно разобрать само перстосложение.

Причина этого понятна. Когда в Москве происходила ре­визия икон, написать храмовый образ с двуперстным сложением было невозможно. И иконописец сделал все, что мог сделать, не кривя душой: наполовину скрыл ладонь, так что жест вроде бы остался, но смысл его стал понятен только знающим. Заме­тим, что и на иконе с Арбата левая рука Богородицы… почти полностью закрыта бисерной ризой. Это сделано явно с наме­рением, ибо по русскому обычаю, даже сплошные ризы на иконах Богома­тери всегда оставляют открытыми лицо и обе руки.
Таким образом, мы подошли к наиболее вероятному объясне­нию того странного факта, что освящая придел в честь чтимой иконы, саму икону написали заново. История чудесного явления (если правдива сохранившая ее народная молва) скорее всего относится к петровскому времени. Старые иконы изымались из церквей уже тогда. Среди таких опальных икон могла оказать­ся и икона Пресвятой Богородицы «Утоли моя печали», запрятанная на колокольню отнюдь не по причине ветхости.

Еще в «Диаконовых» и «Поморских ответах» старообрядцы ссылались на чудотворные и явленные иконы, как на вернейшие свидетельства непорочности древней Русской Церкви и ее обрядов. Икона «Утоли моя печали» с двуперстно сложенной рукой Богоро­дицы могла бы стать еще более сильным свидетельством. Мы уже видели, как может затемняться в позднейшей пере­даче смысл старых сказаний. Попытаемся же в меру сил раскрыть изначальный смысл, рассказав о чудесном явлении. Богородица явилась больной женщине так, как она изобра­жена на иконе, — то есть показывая ей, как ей следует молиться, когда она исцелеет. И первое, что делает боярыня, видя икону уже наяву, — она начинает крестить лицо. Предание говорило не только о исцелении телесного недуга, но и о враче­вании той раны, которой страдали после раскола сотни тысяч русских душ, недоумевавших, где же правда и спасение. Если даже допустить, что вся история с боярыней вымышлена, — и тогда она останется воспоминанием о той сердечной привержен­ности к старой вере, которая была еще так сильна в нашем народе в XVIII веке.

* * *
«Утоли моя печали»… Откуда повелось это удивительное, по-детски трогательное название?
Названия икон, прославленных в последние три столетия, очень часто происходят из каких-то молитвенных текстов. Для нашей же иконы самое близкое соответствие находят в следующей богородичной стихере: «Утоли болезни многовоздыхающия души моея, утолившая слезы от лица земли. Ты бо чело­веком болезни отгоняеши, грешником скорби разоряеши. Тебе вси стяжахом надежду и утвержение, Пресвятая Мати Дево». (Октай, глас пятый, понедельник вечер, на стиховне). Когда в конце XIX века в новообрядческой церкви была составлена специальная служба Богородице «Уто­ли моя печали», эта стихера вошла в нее в качестве тропаря. И действительно, очень многие списки иконы имеют на себе под­пись «Образ Пресвятыя Богородицы Утоли болезни», или же «Утоли болезни и печали». Но все-таки в такой форме название далеко от первоначального. На самых старых списках надпись иная — «Утолимыя Пресвятыя Богородицы». Именно так называли икону в XVIII веке. А на одной гравюре того времени, изображающей нашу икону, ее название поясняется так: «Образ Пресвятыя Богородицы Утолимыя, утоляет жестокия раны и правит сердца человеческия».

«Утолимая» означает «утоляющая», укрощающая. И, стало быть, Богородицу просили утолить не только печали и болезни, но и людское жестокосердие. Этому значению как нельзя лучше соответствует надпись на иконе из церкви св. Николы в Пупышах. Мы читаем ее на свитке, который держит в руках Младенец-Христос. «Суд праведен судите, и милости и щедроты творите кождо ко искреннему своему, и вдовицы и сира и пришельца и убога не насильствуйте, и злобы брата своего не вспоминайте». На всех других известных мне списках иконы эта надпись или сокращена, или вообще изменена. Она представляет собой малоизвестное место Священного писания — начало третьей главы книги пророка Захарии, причем извлеченное из текста Острожской Библии. В Елизаветинской Библии, изданной в середине XVIII века и официально принятой в синодальной церкви, это место читается по-другому, — ясное доказательство того, что икона из церкви св. Николы в Пупышах списана с более древнего образа. Надо отметить, что эти слова пророка Захарии вошли в книгу церковных поучений — Пролог. С них начинается помещенное на 5 сентября «Слово пророка Захарии к немилостивым князем». Возможно, из поучения эти слова и стали известны древнему иконописцу. И тогда смысл названия иконы раскрывается еще более: «Утолимая» — утоляющая жестокость «немилостивых князей», гордых завоевателей. В нем будто выразилась боль и мольба Украины и Белоруссии, в XVII веке горько страдавших от непрестанных насилий и грабежей — польских, московских, казацких, татарских…

Известен и другой вариант этого названия: «Утоли печали» или «Утолимыя печали». Нетрудно догадаться, что именно из последней формы этого названия произошло позднейшее — «Утоли моя печали». Редчайшее упоминание нашей иконы мы находим в рукописном сборнике «Солнце пресветлое», который ранее хранился в старообрядческом храме г. Клинцов, а сегодня — в библиотеке МГУ. Среди нескольких десятков кратко описанных в нем богородичных чудотворных икон есть и «Образ Пресвятыя Богородицы Амартинския, чюдотворныи, глаголемыи Утолимыя». Явися в лето 6263 (755 г.) июля в 21 день, в Палестиньской стране просия чюдесы, во время…». Следующий лист оборван, и рукопись не может нам более ничего сообщить.

Старообрядческие святцы, изданные в Почаеве около 1815 года, указывают дни празднования малоизвестным богородичным иконам. На 21 июля там тоже отмечено «явление иконы Пресвятыя Богородицы Амартинския, глаголемыя Утоли печали, в лето 6263». Между тем, 21 июля — не палестинский, а константинопольский праздник Пресвятыя Богородицы, совершавшийся в храме городской местности Арматия. Пока Русская Церковь жила по Студийскому уставу, то есть, до конца XIV века, этот праздник входил даже в русские месяцесловы, хотя и не имел своей особой службы. Происхождение его нам не известно. В то же время, в Константинополе был монастырь Пресвятыя Богородицы «Утоли печали» — по-гречески — «Павсолипи». Может быть, он находился именно в Арматии, и таким же словом называлась местночтимая богородичная икона? И как тогда понимать оборванную запись в ветхой книге, связывающую явление нашей иконы с Палестиной? Ответы на эти вопросы требуют тщательных разысканий уже не по русской, а по византийской истории.

Кондак, глас 4. Притецем людие в чистой совести, к пресвятому образу чюдотворныя сея иконы, во умилении души и в сокрушении сердца, со слезами возопием: о! Владычице Пресвятая Богородице, утоли наша болезни, и избави нас от враг видимых и невидимых, и от всех бед (и зол, благонравныя и) богобоящияся рабы Своя.

Икос. Днесь время благоприятно, ныне день спасения возсия нам, аки от неисчерпаемаго источника жаждущим обильно истекает, так и от пречистаго Ея образа чюдотворныя иконы, с верою требующим различная исцеления бывают. Припадем вернии и поклонимся Божии Матери и возопием Ей: спаси нас от многообразных болезней Пресвятая Дево, и избави нас от враг видимых и невидимых, и от всяких бед и зол, благонравныя и богобоящияся рабы Своя.
                                                             
священноинок Симеон (Дурасов)
Предположительно, 1988 г.